Бесит
А кого еще бесит, когда у наших детей есть практически ВСЕ, а им "СКУЧНО"
А кого еще бесит, когда у наших детей есть практически ВСЕ, а им "СКУЧНО"
Многие тихие подельницы сами часто являются жертвами нцеста; как следствие, их самооценка чрезвычайна низка, и весьма возможно, что они заново переживают свой травматический детский опыт. Обычно они очень тревожатся и пугаются любого конфликта, угрожающего семейному статусу-кво, потому что не хотят осознавать ни свои собственные страхи, ни свою зависимость. Как это часто происходит, в случае с Лиз закончилось тем, что девочка стала утешать маму, хотя в поддержке нуждалась она сама.
Есть и такие матери, которые сами подталкивают дочерей к инцесту. Дебора, которая была в той же терапевтической группе, что и Лиз, рассказала ужасную историю: «Люди говорят, что я красива, и я знаю, что мужчины засматриваются на меня, но сама я большую часть жизни чувствовала себя как инопланетянин из фильма «Чужой». Я постоянно чувствовала, какая я отвратительная, скользкая, покрытая слизью. То, что мой отец делал со мной, было ужасным, но то, что делала моя мать, для меня было гораздо хуже. Она была посредницей. Она сама назначала время и место, и часто держала меня, прижимая мою голову к своему подолу, пока он меня насиловал. Я умоляла её, чтобы она не заставляла меня делать это, но она говорила: «Пожалуйста, золотко, сделай это ради меня. Ему недостаточно только меня, и если ты не дашь ему, он найдёт себе другую женщину, а нас вышвырнет на улицу». Я пытаюсь понять, почему она делала то, что делала, у меня сейчас двое детей, и те события кажутся мне самой невероятной вещью, на которую только может решиться мать».
Многие психологи полагают, что тихие подельницы пытаются навязать своим дочерям обязанности супруги и матери. Действительно, в случае Деборы, похоже, так оно и было, хотя поражает откровенность, с которой это навязывание осуществлялось.
Есть три типа матерей в инцестуозный семьях: те, кто действительно ничего не знают, те, кто догадываются и те, кто точно знают об абьюзе.
Возможно ли, чтобы мать жила рядом с совершающимся инцестом и не знала о нём? Есть теории, которые утверждают, что это невозможно, но я не согласна с ними: есть матери, которые действительно ни о чём не догадываются.
Второй тип матерей – это классические тихие подельницы, которые носят шоры. Все симптомы инцеста налицо, но мать предпочитает ничего не видеть и не замечать в ошибочной попытке защитить саму себя или сохранить семью.
Третий тип матерей – наиболее виновные. Это те, к кому дети обратились за помощью, и которые ничего не сделали, чтобы помочь. В этом случае ребёнок оказывается преданным дважды.
Когда Лиз было тринадцать, она предприняла попытку остановить изнасилования своего отчима, которые раз от раза становились всё более жестокими. Лиз решила рассказать матери об абьюзе: «Он совсем загнал меня в угол. Я подумала, что если я расскажу матери, она, по крайней мере, поговорит с ним. Какое там! Она – раз – и раскисла в слезах, и сказала мне... Я никогда не забуду её слова: «Зачем ты рассказываешь мне это, что ты задумала против меня? Я девять лет прожила с твоим отчимом, и я уверена, что он не способен на такое. Он проповедник. Все его уважают. Тебе это всё приснилось. Почему ты непременно хочешь разрушить мою жизнь? Бог тебя накажет». Я ушам своим не верила! Мне стоило таких усилий рассказать ей обо всём, а она набросилась на меня. Кончилось тем, что я стала успокаивать её, чтобы она не расстраивалась».
Лиз расплакалась. Я обняла её, пока она заново переживала боль и горе из-за того, как её мать отреагировала на правду. К сожалению, реакция матери Лиз была довольно обычной, так как мать Лиз была классической тихой подельницей, молчаливой, пассивной, зависимой и инфантильной. Её очень сильно волновало её собственное благополучие и сохранность её семьи. В результате она была готова отрицать всё, что так или иначе могло поставить под угрозу семейную стабильность.
Согласно моему опыту, большинство подельниц не то чтобы навязывали дочерям материнскую роль и роль жены отца, они скорее отрекались от своей собственной силы и власти. Чаще всего они не подталкивают дочерей на собственное место, но позволяют мужьям полностью доминировать над ними и на дочерями. Их страх и стремление к безответственности, к зависимости оказываются больше, чем материнские чувства, и таким образом, их дочери остаются без защиты.
Любой взрослый, который в детстве стал жертвой инцеста, тащит с тех пор на себе непреодолимую неадаптированность и считается себя недостойным и извращённым. Хотя на первый взгляд их жизни не похожи одна на другую, все взрослые жертвы инцеста хранят в себе одно и то же наследие: они чувствуют себя грязными, повреждёнными и отличными ото всех остальных людей. Эти три ощущения ложились камнем на жизнь Конни, которая пояснила мне: «Обычно, когда я шла в школу, я ощущала у себя на лбу клеймо, на котором было написано, что я жертва абьюза. И до сих пор я думаю, что люди могут видеть внутри меня, видеть, как я отвратительна. Я не такая как они, я ненормальна».
За годы практики, я услышала от жертв инцеста, что они чувствовали себя как «человек-слон», «инопланетянин», «сбежавшая из дурдома», «последнее дерьмо из мирового дерьма».
Инцест похож на психологический рак. Это несмертельное заболевание, если вовремя начать лечить, хотя лечение и болезненно. Конни терпела без лечения в течение двадцати лет, и это наложило огромный отпечаток на всю её жизнь, особенно в том, что касалось межличностных отношений.
кому интересно, что за книга, спрашивайте
«Я часто замечаю, что я зла на саму себя, и я часто плачу без причины. Возможно это фрустрация от недовольства собой. Не могу перестать думать о том, как меня ранили и унизили мои родители. Друзей у меня долго не бывает. У меня есть привычка разрывать отношения с целыми компаниями сразу. Я думаю, что это страха, что мои друзья догадаются о том, какая я дрянь».
Кейт была 40-летней русоволосой женщиной, работавшей супервизором продукции в одной важной фирме. Она пришла на приём по рекомендации участкового врача. С ней случались панические атаки в автомобиле и в лифте на работе, и хотя врач прописал ей успокоительное, его волновало отвращение, которое испытывала Кейт от идеи выйти на улицу, кроме случаев, когда надо было идти на работу, поэтому он посоветовал ей проконсультироваться у психолога.
Первое, что я заметила, это что лицо Кейт было неподвижным, с застывшим выражением несчастья и серьёзности, как если бы она не научилась улыбаться. Скоро стало понятно, почему: «Я выросла в богатой пригородной зоне Сен-Луи. У нас было всё, что только можно купить за деньги. Внешне мы были идеальной семьёй, но на самом деле... У моего отца случались приступы неконтролируемой ярости, обычно после скандалов с моей матерью. Тогда он набрасывался на нас с сестрой, на ту, кто под руку попадётся. Брал ремень и начинал нас полосовать: по ногам, по рукам, по голове, куда попадёт... Когда это начиналось, я всегда боялась, что в этот раз не закончится никогда».
Депрессия и страхи Кейт были ужасом избитого ребёнка.
Определение «физический абьюз» - это объект многочисленных споров. Многие родители до сих пор считают, что они не только имеют право физически наказывать детей, но и что такие наказания являются их долгом: «Пожалеешь розгу, испортишь ребёнка». До совсем недавнего времени у детей не было никаких гражданских прав. Они считались «предметами», собственностью родителей. В течение сотен лет считалось, что права родителей на детей были священными, во имя дисциплины родители могли делать с детьми всё, что придёт в голову, кроме убийства.
Большинство из нас, родителей, частенько чувствовали, что ещё немного, и мы сорвёмся и отлупим ребёнка. Иногда это чувство становится особенно сильным, когда ребёнок ревёт, устраивает сцены или ведёт себя вызывающе. В другие моменты это чувство происходит не от поведения ребёнка, а от нашей собственной усталости, уровня стресса, тревоги или горечи, которые нам самим приходится выносить. Многие из нас противостоят импульсу ударить ребёнка, но, к сожалению, есть родители, которые не контролируют себя.
Хотя это пока догадки, всё же можно заключить, что у родителей, подвергающих детей физическому абьюзу, есть ряд общих характеристик. Во-первых, такие родители, как правило, никак не контролируют свои импульсы и нападают на детей с целью разрядить собственное напряжение, сильно негативное. Эти родители, по-видимому, не придают никакого значения тому, что они причиняют ребёнку физическую боль. У них избиение детей действует как автоматическая реакция на стресс: импульс и действие у них – это одно и то же.
Бóльшая часть таких родителей сами происходят из семей, где физическое насилие было нормой. Во взрослой жизни они повторяют то, чему научились в детстве. Их ролевой моделью была роль агрессора, а физическое насилие было единственным средством справляться с проблемами и чувствами, и особенно – с чувством гнева.
Многие родители-физические абьюзеры сами приходят во взрослую жизнь с тяжёлой эмоциональной депривацией и с огромным количеством неудовлетворённых потребностей. Эмоционально они не повзрослели. Часто они воспринимают собственных детей как заместителей родительских фигур, которые должны удовлетворять их эмоциональные потребности, неудовлетвореные их настоящими родителями. Родители-физические абьюзеры приходят в бешенство, когда видят, что дети неспособны удовлетворять их эмоционально, - и атакуют детей. В момент агрессии они как никогда воспринимают ребёнка как родительскую фигуру, так как в реальности агрессор озлоблен на собственных отца или мать.
Многие из таких родителей - алкоголики или наркоманы, эти аддикции также происходят от отсутствия контроля за импульсами, хотя это и не является единственной причиной развития подобных пристрастий.
Есть много типов родителей-физических абьюзеров, но на самой тёмной стороне находятся те, кто, как кажется, видят единственную ценность детей в том, что их можно подвергать пыткам. Многие из этих существ кажутся людьми, они действуют и разговаривают как люди, но на самом деле это монстры, полностью лишённые сферы чувств, которая делает нас людьми. Это существа с непредсказуемым характером, действия которых полностью лишены логики.
Отец Кейт был уважаемым банкиром, благочестивым прихожанином в церкви и примерным семьянином; трудно было поверить в то, что этот прекрасный человек избивает членов семьи. Но Кейт не жила в мире фантазии, она жила в кошмаре: «Мы с сестрой начали закрываться изнутри в нашей комнате на ночь, так мы его боялись. Я никогда не забуду случай, когда мне было одиннадцать, а сестре девять. Мы спрятались под кроватями, а он всё продолжал и продолжал ломиться к нам в дверь. Мне никогда не было так страшно. Вдруг он буквально снёс дверь с петель, это было по-настоящему жутко, как в фильмах ужасов. Дверь вылетела прочь, мы попытались выбежать из комнаты, но он схватил нас и швырнул в угол, где начал избивать нас ремнём, крича, что убьёт обеих, если мы ещё раз закроем дверь. Я была уверена, что он нас убьёт».
Атмосфера ужаса, о которой говорила Кейт, очень характерна для семей, где детей избивают. Даже в моменты спокойствия эти дети живут как на действующем вулкане, который в любой момент может начать извергаться. Когда извержение начинается, любое действие жертвы, направленное на самозащиту, приводит агрессора в ещё большее бешенство. Отчаянные попытки Кейт обезопасить себя, заперев дверь и спрятавшись под кровать, ещё более усилили иррациональность поведения отца. Перед лицом отца или матери, которые избивают ребёнка, негде спрятаться, некуда убежать и некого просить о помощи.
кому интересно, что за книга, спрашивайте
Слово «контроль» не обязательно несёт в себе негативный смысл. Если мать присматривает за учащимся ходить ребёнком и не позволяет ему выходить на улицу одному, мы называем её не контролирующей, а осмотрительной. Она осуществляет контроль, соотносясь с реальным положением дел, мотивированная потребностью ребёнка в защите и присмотре. Адекватный контроль превращается в излишний десять лет спустя, когда мать так же контролирует ребёнка, который вполне способен перейти улицу самостоятельно.
Дети, не получающие стимулы к активности, исследованию, преодолению, к тому, чтобы идти на риск поражения, чувствуют себя бессильными и неуместными. Чрезмерно контролируемые тревожными и испуганными родителями, они сами становятся тревожными и испуганными. Это затрудняет их взросление. На подросковом этапе и во взрослой жизни многие из них так и не преодолевают потребность быть направляемыми и контролируемыми родителями. Как результат, родители продолжают инвазию и манипуляцию, и часто полностью подчиняют себе всю жизнь повзрослевшего ребёнка.
Страх стать ненужными часто мотивирует таких родителей на попытки делать так, чтобы ребёнок постоянно чувствовал себя беспомощным. Такие родители испытывают болезненный страх перед «синдромом пустого гнезда», перед неизбежным чувством потери, которое испытывают все родители, когда дети навсегда уходят из дома. Та часть личной идентичности контролирующего родителя, которую он отводит родительской роли, настолько велика, что когда ребёнок становится независимым, такой родитель чувствует себя преданым и покинутым.
То, что делает таким вредоносным контролирующего родителя, - это переодевание доминирования в заботу. Такие фразы как: «я говорю это для твоей же пользы», «это я делаю исключительно ради тебя», «только потому, что я так тебя люблю», все они означают только одно: «Я делаю это, потому что страх потерять тебя настолько велик, что я готов/а сделать тебя несчастным».
Прямой контроль – это не какая-нибудь фантазия, он проявляется открыто и весьма ощутим, совершается
«при всех»: «делай, как я говорю, или я с тобой больше не разговариваю», «делай, как я говорю, или больше не увидишь от меня денег», «если ты не сделаешь, как я говорю, ты перестанешь быть членом нашей семьи»,
«если ты не выполнишь мои желания, у меня будет инфаркт». Во всём этом нет никаких изысков.
Прямой контроль обычно несёт в себе угрозу и выражается в унизительных формах. Чувства и потребности человека должны быть подчинены чувствам и потребностям его родителей. Такой человек попадает в бездонный колодец запугиваний и ультиматумов. Его мнение ничего не стоит; на его потребности или желания никто не обращает внимания. Равновесие власти нарушено очень сильно.
Майкл, 36-летний маркетолог, с нежным очаровательным лицом, являл собой наглядный пример сказанного выше. Он пришёл ко мне на приём, когда после шести лет брака с горячо любимой женщиной он оказался на грани развода, из-за войны, которую его родители объявили его жене: «Настоящие проблемы начались, когда
я переехал жить в Калифорнию. Сперва моя мать думала, что это временно, но потом, когда я сказал ей, что влюбился и планирую моё будущее здесь, она поняла, что я намерен окончательно здесь осесть. И тогда она начала по-настоящему давить на меня, чтобы я вернулся».
Я попросила Майкла уточнить, в чём именно выражалось «давление». Майкл сказал: «Самый некрасивый случай произошёл спустя год после женитьбы. Мы собирались в Бостон на юбилей моих родителей, но моя жена заболела гриппом. Ей действительно было очень плохо. Я не хотел оставлять её одну, поэтому позвонил матери, чтобы предупредить, что не приеду. Ну и вот, для начала она начинает громко рыдать, а потом говорит: «Если ты не приедешь, я умру». Тогда я уступил и полетел в Бостон. Я прилетел в день празднования, но не успел я сойти с самолёта, как мне тут же заявили, что я должен остаться на неделю. Я не сказал ни нет, ни да, но на следующий день я улетел. Через день мне звонит отец: «Ты убиваешь твою мать. Она всю ночь напролёт проплакала. Я боюсь, не случится ли у неё удар». Какого чёрта им нужно? Чтобы я развёлся с женой, вернулся в Бостон, в холостяцкую комнату?»
За пять тысяч километров родители Майкла крутили им, как хотели. Я спросила, приняли ли они его жену в семье. Майкл покраснел от злости: «Какое там! Каждый раз, когда они оскорбляли её, я надеялся, что она смолчит и вытерпит, когда она жаловалась мне, я просил её быть терпимее. Какой я был идиот! Мои родители унижают мою жену, а я – как будто так и надо».
Преступление Майкла заключалось в том, что он стал независимым. В ответ родители переполошились и принялись защищаться с помощью излюбленных тактик: отказа в любви и нагнетании обстановки.
Как и большинство контролирующих родителей, родители Майкла были невероятными эгоистами. Они чувствовали себя под угрозой из-за того, что их сын был счастлив, вместо того, чтобы видеть в его счастье подтверждение своей успешности как родителей. Интересы Майкла ничего для них не значили. В их представлении, их сын уехал в Калифорнию, не потому что ему там больше платили, а чтобы ранить их. Также он не женился по любви, а оскорбил их. Его жена на заболела гриппом, а разочаровала их.
Родители Майкла постоянно заставляли его выбирать между ними и его женой, и каждый раз это был выбор
«всё или ничего». С такими контролирующими родителями нет возможности для нейтральной территории. Если их сын попытается установить контроль над своей жизнью, ему придётся заплатить цену чувствами вины, собственного предательства и озлобленности.
Когда Майкл пришёл ко мне впервые, он был уверен, что его проблема – это его брак, однако, очень скоро понял, что брак был жертвой в битве за контроль над его жизнью, которая началась, когда он решил уехать из родительского дома.
Брак сына контролирующих родителей представляется последним как большая угроза, а в супруге они видят конкурента за его любовь. Это приводит к жутким баталиям между родителями и супругой, в которых взрослый сын оказывается под перекрёстным огнём и раздираемый противоречивыми чувствами верности одной и другой стороне.
Некоторые родители накидываются на отношения сына с критикой, сарказмом и предсказаниями провала. Другие, как родители Майкла, отказываются принять жену сына или ведут себя так, будто её не существует. Некоторые начинают настоящее преследование. Неудивительно, что эти тактики наносят такой вред, что вскоре брак окончательно расшатывается.
кому интересно, что за книга, спрашивайте.
Лес, хозяин магазина спортивных принадлежностей, 34-летний мужчина, пришёл ко мне на приём, потому что работа была для него наркотиком (он был «трудоголиком»), и это причиняло ему страдание: «Мой брак полетел к чертям, потому что я только и делал, что работал. Я или был на работе, или работал дома. Моей жене надоело жить с роботом, и она ушла от меня. Сейчас у меня всё началось сначала с моей новой подругой. Меня это очень раздражает, потому что я реально не знаю, как это остановить». Лес рассказал мне, что у него были огромные трудности в выражении любых чувств, но особенно – чувств любви или нежности. Развлечение, как сказал он мне с заметной горечью, было словом, отсутствующим в его словаре:
«Мне бы хотелось, чтобы моя подруга была счастлива, но каждый раз, когда мы начинаем разговаривать, я не знаю, как я это делаю, но я постоянно перевожу разговор на темы работы. Она обижается. Возможно это оттого, что работать – это единственное, что у меня хорошо получается».
В течении почти получаса он продолжал расписывать мне, как он умудряется разрушить все свои отношения:
«Все женщины, с которыми я вступаю в отношения, жалуются, что я не уделяю им времени и не выражаю добрых чувств. И это правда. Я никуда не гожусь, ни как жених, ни как муж».
«И самого себя ты видишь никуда не годным», - прервала его я, – «Кажется, что единственная ситуация, в которой ты чувствуешь себя хорошо, это на работе. Как бы ты это объяснил?»
«Потому что я умею это делать и делаю это хорошо. Я работаю около 75 часов в неделю, я всю душу вкладываю в работу... с детства. Знаешь, я был старшим из трёх братьев. Я думаю, что моя мать заболела чем-то, что-то вроде депрессии, когда мне было восемь лет, и с тех пор наш дом всегда был затемнённым, со спущенными жалюзями. Моя мать постоянно ходила в домашнем халате и практически не разговаривала. В моих самых ранних воспоминаниях я вижу её с чашкой кофе в одной руке и с сигаретой в другой, постоянно
как приклеенная к радио, к этим чёртовым радио-сериалам. Она никогда не вставала раньше, чем мы уйдём в школу. Я должен был готовить завтрак своим братьям, класть им бутерброды в портфель и вести на остановку школьного автобуса. Когда мы возвращались домой, она или смотрела телевизор, или спала. Пока мои друзья играли в футбол, я должен был убираться дома и готовить ужин. Мне было неприятно, но кто- то должен был это делать».
Тогда я спросила его о его отце. «Папа часто ездил в командировке, а на мою мать он давно махнул рукой. Большую часть времени он ночевал в комнате для гостей... Это был довольно ужасный брак. Сперва он послал её пару раз к докторам, но так как те никак не могли нажать на нужную кнопку, он это дело бросил».
Когда я сказала ему, что я сочувствую тому одинокому мальчику, Лес отверг мои выражения симпатии со словами: «У меня было слишком много дел, чтобы сидеть и жалеть себя».
В детстве Лес часто чувствовал, что наложенные на него обязанности превосходили его силы. Между тем, это были обязанности его родителей. Лес был вынужден повзрослеть очень быстро и это отняло у него детство. Пока его друзья гоняли мяч, он находился дома, занимаясь тем, чем должны были заниматься его родители. Чтобы «сохранить семью» он был вынужден стать взрослым в миниатюре, у него не было возможно играть или ни о чём не беспокоиться. Так как его потребности не принимались в расчёт, он научилася противостоять одиночеству и эмоциональной депривации, отрицая сам факт наличия у него потребностей. Он был предназначен для заботы о других, сам он был не важен.
Ситуация была вдвойне печальной, так как кроме заботы о братьях, Лес должен был быть отцом для своей матери: «Когда папа не был в командировках, он уходил на работу в семь утра и очень часто возвращался заполночь. С порога он всегда говорил мне: «Не забудь сделать домашние задания и позаботься о твоей матери. Присмотри, чтобы у неё было достаточно еды. Позаботься, чтобы твои братья не шумели... Подумай-ка, что можно сделать, чтобы развеселить маму». Я часами ломал голову над тем, как сделать мою мать счастливой. Я был уверен, что я мог что-то сделать, и тогда она выздоровела бы.., всё вновь стало бы хорошо. Но что бы я ни делал, ничто не менялось, и не изменилось до сих пор. Это очень огорчает меня».
Кроме ведения домохозяйства и воспитания младших братьев, задачи, являющиеся непосильными для любого ребёнка, от Леса ожидали, что он будет эмоционально заботиться и поддерживать мать. Не лучшего рецепта для провала. Дети, пойманные в ловушку ролевой инверсии никогда не соответствуют тому, чего от них ожидают. Невозможно, чтобы дети функционировали как взрослые, потому что они не взрослые. Но дети не понимают, почему у них ничего не получается, они только чувствуют себя неумелыми и виноватыми за то, что проваливают поставленные задачи.
В случае Леса, его неконтролируемая потребность работать гораздо больше времени, чем это необходимо, служила двойной цели: чтобы не сталкиваться с одиночеством и депривацией в личной жизни и чтобы подкреплять усвоенную мысль о том, что он никогда не делает достаточно. Фантазия Леса заключалась в том, что если он будет работать достаточное количество часов, он, наконец, сможет доказать, что он – ценный и адекватный человек, способный справиться со своей работой. На самом деле, Лес всё ещё старался сделать так, чтобы его мать была счастлива.
Лес не замечал, что и в его взрослой жизни его родители продолжали своё токсическое воздействие. Однако, несколько недель спустя, ему стала понятной связь между историей его детства и его усилиями во взрослой жизни: «Надо же! Тот, кто сказал: «Чем больше всё меняется, тем меньше разницы», знал наверняка, о чём говорил. Уже шесть лет, как я живу в Лос-Анджелесе, но мои старики не признают, что у меня собственная жизнь. Они звонят мне несколько раз в неделю, дело дошло до того, что мне страшно поднимать трубку. Сперва начинает мой отец, у мамы сильная депрессия, я должен бы выделить время и поехать навестить её... «Ты же знаешь, как это важно для неё!» Потом продолжает мама, говорит, что я – самое главное в её жизни и что она не знает, сколько времени ей ещё осталось в этом мире. И что мне на это отвечать? В
половине случаев я в конце концов сажусь в самолёт.., так, по крайней мере я смогу избежать чувство вины за то, что не поехал. Но ничего не достаточно. Не надо было мне и переезжать в Лос-Анджелес, по крайней мере, сэкономил бы на перелётах».
Я сказала ему, что испытывать ужасное чувство вины и гиперответственность было типичным для тех взрослых, которые в детстве были вынуждены поменяться эмоциональными ролями с родителями. Очень часто такие взрослые находятся в порочном круге принятия на себя ответственности за всё, чувства собственного – неизбежного – несоответствия уровню этой ответственности, чувства собственной виновности и никчёмности, и как следствие – работают с удвоенным усердием. Этот изматывающий цикл вызывает в них чувство личного провала.
Зажатый в детстве в тиски родительских ожиданий, Лес очень рано усвоил, что главным мерилом его заслуг является то, сколько он делает на благо других членов семьи. Когда он стал взрослым, требования его родителей превратились в его внутренних демонов, которые преследовали его и в профессиональной сфере, на той единственной территории, где он мог почувствовать, что чего-то стоит.
У него никогда не было ни времени, ни адекватного примера для того, чтобы научиться давать и принимать любовь. Так как он вырос без эмоциональной поддержки, он научился отключать свои эмоции. К сожалению, впоследствии оказалось, что он уже не может «включить» их вновь, даже если хочет.
Я уверила Леса, что понимаю, насколько запутавшимся и фрустрированным он себя чувствует в своей неспособности к эмоциональной открытости, но попросила его не требовать от себя слишком многого. Никто не научил его этому в детстве, а самому выучиться очень трудно: «Это было всё равно, что требовать, чтобы ты сыграл концерт на пианино, когда ты не знаешь ни что такое «до». Ты можешь научиться, но необходимо дать себе время, чтобы начать с самых основ, чтобы тренироваться и даже чтобы проваливаться время от времени на пути к цели».
кому интересно, что за книга, спрашивайте.
“Конечно, мой отец бил меня, но для того, чтобы наставить на путь истинный. Не понимаю, какое это имеет отношение к тому, что мой брак разрушился”. Гордон, успешный хирург-ортопед, пришёл ко мне на приём, когда его жена ушла от него после шести лет брака. Он отчаянно пытался вернуть её, но она сказала, чтобы он и думать забыл об этом до тех пор, пока не пройдёт терапию и не изменит свой неконтролируемый темперамент. Внезапные вспышки ярости Гордона пугали её, и кроме того, он вымотал её своей постоянной и беспощадной критикой. Он признавал за собой гневливый темперамент и обсессивное критиканство, но то, что жена покинула его, повергло его в ужас.
Я попросила Гордона рассказать о себе, помогая ему наводящими вопросами. Когда я спросила о его родителях, он улыбнулся и нарисовал мне радужную картину, особенно в том, что касалось его отца, знаменитого кардиолога: «Без него я никогда не стал бы тем, чем стал. Он самый лучший, а пациенты вообще считают его святым». Когда я спросила, какими были его отношения с отцом в настоящее время, Гордон нервно рассмеялся и сказал: «Они были прекрасными... до тех пор, пока я не сказал ему, что хотел бы попробовать холизм. Он отреагировал так, как если бы я собирался попробовать стать убийцей. Месяца три назад я сказал ему о холизме, и теперь всякий раз, когда мы разговариваем, он начинает орать о том, что он не для того отправлял меня на медицинский факультет, чтобы я в конце концов сделался «целителем». А вчера он вообще стал непереносимым. Взвился так, что заявил, что я могу распрощаться с родителями, и это меня очень расстроило. Не знаю... возможно, идея с холизмом и впрямь не самая лучшая».
Я заметила, что, описывая своего отца, который оказался далеко не таким распрекрасным, как вначале мне пытались показать, Гордон нервно то сплетал, то расплетал пальцы рук. Когда он осознал, что я это вижу, то сумел сдержать движения, соединив подушечки пальцев «профессорским» жестом, который наверняка перенял от своего отца.
Я спросила его, всегда ли его отец вёл себя как тиран. «Нет, на самом деле, нет» - ответил он. «Я хочу сказать, что он орал на меня и иногда прикладывал руку, как бывает у всех детей. Я бы не сказал, что он был тираном». Что-то в его тоне, которым он произнёс «прикладывал руку», небольшое изменение тембра голоса заставило меня насторожиться, и я стала настаивать на деталях. Оказалось, что отец Гордона «прикладывал руку», причём с ремнём, по два-три раза в неделю! Для того, чтобы дать повод для наказания, было нужно не много: резкое слово, не устраивающие родителя оценки или забытая «обязанность» уже были достаточным
«преступлением». Отца Гордона также не особенно заботила форма наказания. Гордон вспомнил, что тот порол его по спине, по ногам и рукам, по ягодицам. Я спросила, причинял ли ему отец увечья.
Гордон: Никогда до крови, я хочу сказать, что мне ничего особенного не делалось. Мне нужно было быть послушным.
Сюзан: Но Вы боялись его, не так ли?
Гордон: Смертельно, но ведь так всегда бывает с родителями, правда?
Сюзан: Гордон, Вы хотите, чтобы Ваши дети так же чувствовали себя в отношении Вас? (Он отвёл глаза. Он чувствовал себя крайне неудобно. Я пододвинула свой стул поближе.)
Сюзан: Ваша жена – педиатр. Как Вы думаете, если бы у себя на приёме она увидела у ребёнка те же следы, которые оставлял на Вашем теле Ваш отец, когда «прикладывал руку», разве она не должна была бы тут же сообщить об этом в полицию?
Ответ не понадобился. Глаза Гордона наполнились слезами, и он прошептал: «У меня что-то жутко скрутило в желудке». Защиты Гордона не выдержали, и в первый раз с ужасной эмоциональной болью он понял, где находился первоисточник его дурного характера, столько времени остававшийся в тени. С детства он подавлял вулкан ярости против своего отца, и теперь, когда напряжение становилось слишком сильным, он бросался на тех, кто был под рукой, и чаще всего на свою жену. Я поняла, что нам необходимо было признать существование и вылечить забитого маленького мальчика, жившего внутри Гордона.
В тот вечер, уже дома, я продолжала думать о Гордоне, о том, как его глаза наполнились слезами, когда он понял, что в детстве подвергался абьюзу. Я подумала о тысячах взрослых мужчин и женщин, с которыми я работала, жизни которых и теперь находились под влиянием, если не под контролем, установок, полученных в детстве от деструктивных родителей. Я поняла, что есть ещё миллионы таких людей, которые не догадываются, почему их жизнь всё никак не устроится, и которым можно помочь. И тогда я решила написать эту книгу.
История Гордона не была из ряда вон выходящей. За восемнадцать лет психотерапевтической работы у себя в частной клинике и на терапевтических группах в больнице я проконсультировала тысячи людей, большинство которых страдало от огромного ущерба, нанесённого их самооценке тем, что в детстве один из родителей или оба регулярно их избивали, или критиковали, или «шутили» насчёт того, насколько они были тупыми, безобразными физически или нежеланными детьми, или навешивали на них вину за всё на свете, или подвергали их сексуальному абьюзу, или заставляли их брать на себя слишком большую ответственность, или не давали шагу ступить без надзора и постоянной опеки. Как и Гордон, мало кто из этих людей связывал проблемы в своей жизни со своими родителями. Как правило, это эмоционально «слепая точка». Людям просто очень трудно признать, что их отношения с родителями имеют столь мощное влияние на их жизни.
Терапия, ранее концентрировавшая своё внимание на первом жизненном опыте, теперь отдалилась от «тогда», чтобы сконцентрироваться на «здесь и сейчас». Внимание уделяется в основном анализу и изменению настоящего поведения, способов взаимодействия в актуальных отношениях. Я думаю, что это изменение произошло из-за того, что у людей вызывала неприятие огромная трата времени и средств, характерная для традиционной терапии, часто – с минимальными результатами.
Я искренне верю в краткосрочные терапии, сконцентрированные на изменении деструктивных поведенческих установок. Но мой опыт научил меня, что работать с симптомами недостаточно; нужно заняться и источниками этих симптомов. Терапия становится более эффективной, когда следует одновременно по двум направлениям: изменить негативные паттерны поведения в настоящем и одновременно осуществить разрыв с травмами прошлого.
Гордону необходимо было научиться приёмам контроля над собственной яростью, но для того, чтобы изменения стали перманентными и устойчивыми перед стрессовым ситуациями, ему необходимо было вернуться назад и встать лицом к лицу с болью своего детства.
Наши родители сеют в нас ментальные и эмоциональные семена, и эти семена прорастают в нас. В некоторых семьях это семена любви, уважения и независимости. Но во многих других семьях сеют зерна страха, задолженности и вины. Если вы из этих «других» семей, тогда эта книга для вас. Когда вы выросли, те невидимые семена проросли и стали бурьяном, наводнившим вашу жизнь таким образом, как это вам и в голову не могло прийти. Наверняка эти сорняки нанесли ущерб вашим отношениям, вашей карьере или вашей семье; несомненно, они подточили вашу уверенность в себе и ваше самоуважение. Я хочу помочь вам распознать и выполоть их.
Все родители допускают ошибки. Я сама совершила ужасные ошибки с моими детьми, причинив им (и себе) огромную боль. Никакой отец и никакая мать не могут быть всегда в эмоциональной близости с детьми. Иногда родители могут накричать на детей, а иногда (но очень, очень редко) – ударить ребёнка. Делают ли эти ошибки всех родителей жестокими и непрезентабельными? – Очевидно, что нет. В конце концов, родители – это люди, и у них огромное количество проблем. И большинство детей могут спокойно перенести приступ родительского гнева, при условии, что обычно они также получают от родителей любовь и понимание, способные служить противовесом плохим моментам.
Однако, есть много родителей, негативные формы поведения которых неизменны и превращены в источник постоянного влияния на жизнь ребёнка. Это те родители, которых мы называем токсичными, это родители, которые причиняют вред ребёнку.
Когда я искала определение того, что объединяет этих наносящих вред родителей, мне постоянно приходила в голову мысль об отраве. Как химический токсин, эмоциональная боль, причиняемая такими родителями, пропитывает всё существо ребёнка, и по мере того, как ребёнок взрослеет, растёт и боль. Мне не приходит в голову ничего более точного, чем слово «токсичные» для того, чтобы определить «тех самых» родителей, которые непрерывно травмируют своих детей, обращаясь с ними жестоко и унижая их, и которые продолжают это делать и тогда, когда их дети становятся взрослыми. Что касается «постоянства» и «непрерывности» в поведении таких родителей, бывают исключения. На уровне сексуального и физического абьюза последствия могут быть настолько травматическими, что достаточно одного эпизода, чтобы причинить ребёнку огромный эмоциональный вред.
К сожалению, то, как каждый из нас справляется с задачей отца или матери – одной из наших наиболее важных возможностей в жизни – и по сей день остаётся в сфере импровизации. Наши родители научились
«воспитывать» у, возможно, не самых компетентных людей в этой области – у своих собственных родителей. Многие из педагогических техник, трепетно передаваемых из поколения в поколения, представляют собой просто дурные советы, переодетые «мудростью» (помните, «без муки нет и науки» и «кого люблю, того и бью»?).
Неважно, били ли они своих детей, когда те были маленькими, оставляли ли их на долгое время в одиночестве, совершали ли над ними сексуальный абьюз или обращались с ними, как с умственно отсталыми, навязчиво опекали или обвиняли во всех грехах, почти у всех взрослых детей токсичных родителей наблюдаются на удивление схожие симптомы: заниженная самооценка, которая толкает их на саморазрушительное поведение. Так или иначе, все они чувствуют себя недостойными, нелюбимыми и неадекватными.
Эти чувства порождаются в большей степени тем, что дети токсичных родителей обвиняют себя – сознательно или неосознанно – в жестоком обращении с ними. Для беззащитного и зависимого ребёнка гораздо легче обвинить себя в том, что он сделал что-то «дурное», что разозлило папу, чем осознать ужасающий факт: папе, защитнику, доверять нельзя.
Когда такие дети становятся взрослыми, они продолжают нести груз неадекватности и вины, которые делают для них позитивное восприятие самих себя невозможным. Отсутствие положительной самооценки и, как результат, отсутствие веры в себя окрашивает все аспекты их жизни.
Не всегда легко осознать, каковы были ваши родители. Многих людей соединяют с их родителями трудные отношения, но это не значит, что их родители были эмоционально деструктивными. Многие люди находятся в этой точке неуверенности, сомневаясь, был ли на самом деле абьюз, или это просто они сами такие «сверхчувствительные».
Я подготовила список вопросов, чтобы помочь читателям сделать первые шаги к разрешению этого сомнения. Возможно, некоторые вопросы заставят вас почувствовать тревогу или неудобство. Не волнуйтесь. Нам всегда трудно говорить себе правду, если вопрос, который мы себе задаём, касается того, сколько вреда причинили нам наши родители. Хотя может быть очень больно, эмоциональные реакции в таких случаях – вполне нормальное явление.
Для упрощения в вопросах упоминаются «родители» во множественном числе, хотя возможно, что ваши ответы будут касаться только одного из них.
ВАШИ ОТНОШЕНИЯ С РОДИТЕЛЯМИ, КОГДА ВЫ БЫЛИ РЕБЁНКОМ:
Ваши родители говорили Вам, что Вы плохой/никчёмный? Обращались к Вам в оскорбительной форме? Постоянно критиковали?
Ваши родители прибегали к физическим наказаниям во имя дисциплины? Били ли Вас ремнём или другими предметами?
Ваши родители пили/принимали наркотики? Вы чувствовали из-за этого растерянность, испуг, боль, стыд?
Были ли Ваши родители в тяжёлой депрессии или эмоционально недоступными из-за своих собственных эмоциональных проблем, психического или физического заболевания?
Вам приходилось заботиться в детстве о Ваших родителях, так как у них было много проблем?
Вам сделали что-то, что должно было храниться в тайне? Ваши родители злоупотребили Вами сексуально в какой-либо форме?
Вы боялись Ваших родителей большую часть времени?
Когда Вы злились на Ваших родителей, Вам было страшно, что они это заметят?
ВАША ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ:
Думаете ли Вы, что Вы состоите в деструктивных отношениях или в отношениях с абьюзом?
Думаете ли Вы, что при слишком большой эмоциональной близости с кем-либо этот человек в конце концов причинит Вам страдание или бросит Вас?
Вы ждёте от людей худшего? И в целом от жизни?
Вам трудно определить, кто Вы, что чувствуете и чего хотите?
Вы боитесь, что если люди узнают Вас таким, как Вы есть, они перестанут любить Вас?
Если Вы добиваетесь успеха, чувствуете ли Вы тревогу и боязнь того, что кто-то узнает, что Вы не более, чем мошенник/мошенница?
Вы обижаетесь или Вам становится грустно без видимой причины?
Вы перфекционист (ка)?
Вам трудно расслабиться или развлечься?
Несмотря на Ваши старания, чтобы это было не так, видите ли Вы сами себя «копией родителей»?
ВАШИ ОТНОШЕНИЯ С РОДИТЕЛЯМИ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ:
Ваши родители продолжают обращаться с Вами, как с ребёнком?
Вы принимаете важные решения, базируясь на возможном согласии/несогласии Ваших родителей?
Когда Вы проводите или планируете провести время с Вашими родителями, возникают ли у Вас эмоциональные и/или физические реакции?
Вам страшно поссориться с Вашими родителями?
Ваши родители манипулируют Вами с помощью угроз или обвинений?
Ваши родители манипулируют Вами с помощью денег?
Вы считаете, что несёте ответственность за то, как чувствуют себя Ваши родители? Если они несчастны, чувствуете ли Вы, что это Ваша вина? Считаете ли Вы, что Вы должны сделать так, чтобы они почувствовали себя лучше?
Кажется ли Вам, что как бы Вы ни старались, то, что Вы делаете ради Ваших родителей, всегда недостаточно?
Думаете ли Вы, что когда-нибудь, неизвестно как, но Ваши родители станут лучше?
Если вы ответили утвердительно на треть этих вопросов, вы сможете найти помощь в этой книге. Хотя вам может показаться, что материал глав не имеет ничего общего с вашей ситуацией, необходимо помнить, что токсичные родители, независимо от типа абьюза, который они совершают, оставляют идентичные шрамы. Например, возможно, что ваши родители не были алкоголиками, однако, отсутствие стабильности и «потерянное детство», характерные для детей реальных алкоголиков, также присутствуют и у детей других разновидностей токсичных родителей. Принципы и техники выздоровления также очень схожи у всех взрослых детей токсичных родителей, так что я всегда настаиваю, чтобы мои читатели не пропускали ни одной главы.
Если вы – взрослые дети таких родителей, которых мы описываем, вы можете сделать многое, чтобы освободиться от тяжёлого груза унаследованных от них вины и неуверенности в себе. На протяжении всей книги я буду рассказывать об этих стратегиях, и мне хотелось бы, чтобы мои читатели продолжили чтение с надеждой: не с бредовой надеждой на то, что когда-нибудь их родители чудесным образом изменятся, а с реалистической надеждой на то, что мы можем разорвать психологическую связь с мощным и деструктивным влиянием наших родителей. Для этого вам лишь необходимо обрести мужество, которое внутри вас.
Я покажу вам серию шагов, которые помогут чётко осознать это влияние и встретиться с ним лицом к лицу, даже если вы давно не общаетесь с вашими родителями, многие годы не видите их, или если один или оба родителя уже умерли. Это может показаться странным, но многие люди продолжают находиться под контролем своих родителей и после их смерти. Возможно, в том, что касается сверхъестественного плана, преследующих нас привидений не существует, но в плане психологическом они существуют, и ещё как. Требования, ожидания и угрозы родителей продолжают действовать в течение долгих лет после их смерти.
Возможно, что вы уже и сами осознали необходимость освободиться от влияния ваших родителей. Возможно, это уже привело вас к конфронтации с родителями. Одна из моих клиенток любила повторять, что её родители не имеют ни малейшего контроля над её жизнью... «Я ненавижу их, и они это знают», - каждый раз говорила она. Однако, со временем она поняла, что, подогревая её ярость, родители продолжали манипулировать ею, и что та энергия, которую она направляла на подпитку обиды, пропорционально исчезала из других аспектов её жизни. Конфронтация – важный момент, когда речь идёт об изгнании демонов прошлого, но никогда не принимайтесь за это дело, если вы злы.
Наверное, вы уже подумали: «Подожди-ка, Сюзан. Почти все другие книги и другие эксперты говорят, что я не могу обвинять никого в моих собственных проблемах». Глупости. Родители ответственны за то, что сделали. Разумеется, вы несёте ответственность за вашу взрослую жизнь, но эта жизнь по большей части была сформирована обстоятельствами, над которыми вы не имели ни малейшего контроля. Правда в том, что
Вы не ответственны за то, что сделали с вами, когда вы были беззащитным ребёнком.
Вы ответственны за то, что будете делать сейчас для того, чтобы перезагрузить вашу жизнь.
Мы вместе начинаем в этот момент важный путь. Это путь аутентичности и открытий, в конце которого вы почувствуете себя, больше чем когда-либо, хозяевами своей жизни. Я не стану помпезно обещать, что ваши проблемы магическим образом исчезнут со дня на день. Но если вы найдёте в себе мужество и силы выполнить ту работу, которую предлагает эта книга, вы сумеете вызволить их рук ваших родителей бóльшую часть власти, которая по праву принадлежит вам как взрослым, и достоинства, присущего вам как человеческим существам.
Однако эта работа потребует заплатить эмоциональную цену. Когда вы разрушите Ваши психические защиты, вы обнажите в себе переживания ярости, тревоги, боли, сомнения и особенно, горя. Разрушение имиджа родителей, который сопровождал вас всю жизнь, может мобилизовать в вас интенсивные переживания утраты и оставленности. Мне хотелось бы, чтобы Вы работали над материалом книги в соответствии с вашим собственным ритмом. Если в процессе работы вы встретились с чем-то, что заставляет вас чувствовать себя неудобно, не торопитесь, посвятите этой теме всё необходимое время. Важна не скорость, а прогресс.
Кому интересно, напишу, что за книга и кто автор.
Автор жги. В школу пошла в 96, но за 90-е могу много чего рассказать)) ну что, что ты можешь рассказать?
Если кто-то и расскажет про 90-е, то это дамы и господа, которые родились в 50-60-70-е годы. Чья взрослая жизнь попала на этот период.
а тут капец, даже обстрел белого дома в 2-3 года помнит и ее напугал.
Сам 88 года, 90-е провел в провинциальном городке. Питались скудно, вещи занашивали до дыр, примерка джинс на картонке вещевого рынка и все атрибуты той эпохи были в наличии. Но я не знал и понимал трудностей, которые были в то время. И не мог их понимать, т.к. был ребенком! точно так же, как и автор.
мое мнение, твое желание не заводить детей, никак не связано с 90-ми.
Да откуда вы такие берётесь? И я и жена заканчивали школу в 90-ые. Оба из различных зажопинсков. Все прелести развала великой страны ощутили на своих шкурах. Чего только мы не пережили, пока были детьми. Как итог. Оба кандидаты наук, жили в европах, вернулись. 15+ лет брака, трое детей. Непросто, но трое детей это вполне по силам. Работаем не в it , не блогеры, не религиозные последователи и не депутаты и иже с ними.
Где-то в 14 лет осознал, что жизнь одна и нужно прожить её счастливо. Рая и ада нет, счастье можно сделать только здесь. И передать детям все самое лучшее в тебе это один из естественных элементов счастья.
Если человек хочет быть счастливым, то заскоки в методах воспитания наших родителей не помеха! Правда иногда путают счастье с закрытием гельшата, исполнением желаний и реализацией потребностей.